Сто тысяч чертей

На сундук мертвеца,

Все одеты с иголки

В шелк и меха.
А на мне макинтош,
Разрисованный серебром,
А между ног
Святая "Бхагават-Гита"!

Я спел бы тебе

О грядущей войне,

О летающих в небе

И лежащих на дне.
Но я беру си минор
И пою
Веселый вальс,
Пока не грянет гром.

И все это так похоже на сон,
Сон ни о чем!

Если б я был звездой,

Все бы видели свет.

Но в небе темно,

Значит, там меня нет.
И я рисую последний этюд
С невидимым Солнцем
И ложусь спать
До светлых времен.

И каждый раз я вижу сон,
Сон ни о чем!

Без крыльев, как дым,
Форм любых, придуманных фантастом,
Над кровлей крыш чужих домов
Летает паранойя.
И в шорохе дней
Никто не знает, что в ней
Солнце светит напрасно,
Солнце горит зря...

А в запахе роз
Дивных струн пьяное дыханье,
Седой Дон-Хуан, всем назло
Поющий диферамбы
Желтой траве,
Для которой уже
Солнце светит напрасно,
Солнце горит зря...

Если лето пройдет,
Не плачь о нем и не беги за Солнцем,
Не целуй без любви.
Зачем искать живого среди мертвых?
Не верь мне,
Когда я скажу тебе:
"Солнце светит напрасно,
Солнце горит зря..."

1 - Мир, полный любви
2 - Женщины города Роз
3 - Хардрокер
4 - Павлик Морозов
5 - Фригия
6 - Собачий вальс
7 - Последний шанс
8 - Клубника со льдом

Я не знаю, что это - явь или сон,

Падает небо или рушится трон,

Или снова бьют кулаком из свинца

Новые варвары в колокола...

Безумная вера в заповеди зла -
Это то, что когда-то было свойственно им.
Виселицы, тюрьмы, позорные столбы -
Это то, что когда-то придумали они.

В толпе живых тенью, подверженный тленью,

Бродит с кувалдой мой антипод.

Он бы давно проломил бы мне череп,

Если бы я не создал огнемет!

Безумная вера в заповеди зла -
Это то, что когда-то было свойственно им.
Виселицы, тюрьмы, позорные столбы -
Это то, что когда-то придумали они.
Я так хотел бы поверить, что это не плен
И, пройдя лабиринтами стен,

Разыскать и открыть забытую дверь

В мир, полный любви...

В мир, полный любви...

Старая дева, сошедшая с неба,
Без устали машет ржавой косой.
И, брызгая кровью в разные стороны,
Волосы с плеч слетают долой.

Безумная вера в заповеди зла -
Это то, что когда-то было свойственно ей.
Виселицы, тюрьмы, позорные столбы -
Это то, что когда-то придумала она.

Но я хотел бы поверить, что это не плен
И, пройдя лабиринтами стен,
Разыскать и открыть забытую дверь
В мир, полный любви...
В мир, полный любви...

Они любят играть с огнем,
От них часто пахнет вином,
Но я люблю этих женщин,
Я люблю падших женщин,
Я люблю их...

Кто-то любит пиво, кто-то - сны, а кто-то давно уже на облаках.
Каждый хочет что-то найти: мужчины - в юбках, женщины - в деньгах.
Сложно отличить тело от души, честную женщину - от путаны,
Приходится петь об этих вещах, но что мне делать, если все это так!

А когда-то я знал человека, который был на верном пути -
Он презирал блестящие камни и верил в миф о всеобщей любви.
А теперь я не верю, что это был я!

Когда закончилось время любви, я сменил пряник на плеть.
Скольких я вышвырнул вон, скольких я убил, - не счесть.
Любители блуда и смертельных запоев ходят по улицам в масках изгоев,
И я, самый славный из всех проныр, веду их как слепой поводырь!

А когда-то я знал человека, который был на верном пути -
Он презирал блестящие камни и верил в миф о всеобщей любви.
А теперь я не верю, что это был я!

Эра свинца и железа прошла, и наши ряды поредели -
Одни ушли в лучший мир, другие уехали в Майами.
Тем, кто остался, не на что жить - одни торгуют в палатках квасом,
Другие берут деньги у чужих жен, а мы берем их у вас!

А когда-то я знал человека, который был на верном пути -
Он презирал блестящие камни и верил в миф о всеобщей любви.
А теперь я не верю, что это был я! А теперь я не верю, что это был...

Мы раньше читали три главные книги,

А теперь мы совсем не читаем книг.

Мы направляли стопы свои к выходу,

Но каждый раз упирались в тупик.
И тот, кто шел впереди, был стерт в порошок.

У многих людей изможденные лица,

СПИД у многих в крови.

Но каждый пытается прыгать, чтоб стать

Чуть выше своей головы,
Забыв о том, что он - транзитный клиент психбольницы,
И что лежит его путь в шелестящий дол.

А все оттого, что

Павлик Морозов жив, Павлик Морозов жив,
Павлик Морозов жив, Павлик Морозов живее всех живых...

В тело его родной мамы вошел

Не один табун бравых мужчин,

А вышел обиженный богом дебил -

Ее единственный сын.
Из всех людей на земле он больше всего ненавидит ее.
А ей все равно, как делать деньги.

А все оттого, что

Павлик Морозов жив, Павлик Морозов жив,
Павлик Морозов жив, Павлик Морозов живее всех живых...

Здесь не все продается, но все

Покупается или сдается внаем.

При случае дворник может стать князем,

А убийца стать судьей.
Все новые стихи содраны со старых,
Новые жрецы все валят на мертвых.

А все оттого, что

Павлик Морозов жив, Павлик Морозов жив,
Павлик Морозов жив, Павлик Морозов живее всех живых...

Свод тюрьмы, одиночной камеры дверь.
Плати, если желаешь войти.
Но всем, кому ведома радость греха,
Вход запрещен...

Там, внутри, томится женщина грез.
Поверь, она так же прекрасна как ты,
Но она, в отличье от всех остальных,
Никогда не познает любви!
О-о-о, фригия...
О-о-о, фригия...

Ах, если б я умел писать стихи,
Тогда написал бы поэму о ней,
Ведь она, в отличье от всех остальных,
Никогда не познает любви!
О-о-о, фригия...
О-о-о, фригия...

В отличье от тех, кто на каждом аккорде
Ставил эксперимент,
В отличье от тех, кто упорно пытался
Петь о том, чего нет,
Я никогда не пел о глобальном,
Я считал всегда,
Что лучше иметь живую собаку,
Чем дохлого льва,

И под вой умирающих львов
Я спел свой вальс,
Под вой умирающих львов
Я спел свой вальс...
Но слава вам и хвала, мертвые львы,
Слава вам и хвала, мертвые львы!

Я раньше носил длинные волосы,
Шляпу и черный мундир,
И люди на улицах были уверены
В том, что я дезертир.
Но, когда я взорвал шестой океан
Осколком китайской стены,
В кенийских лесах засмеялись собаки
И заплакали львы.

И под вой умирающих львов
Я спел свой вальс,
Под вой умирающих львов
Я спел свой вальс...
Cлава вам и хвала, мертвые львы,
Слава вам и хвала, мертвые львы!

Под вой умирающих львов
Я спел свой вальс,
Под вой умирающих львов
Я спел свой вальс...
Под вой...

А ту собачку, что бежит за мной, зовут "Последний шанс".
Звон гитары и немного слов - это все, что есть у нас.
Мы громко лаем и кричим, бросая на ветер слова,
Хотя я знаю о том, что все это зря.

Когда уходит любовь, когда умирают львы,
И засыхают все аленькие цветки,
Блудные космонавты возвращаются в отчий дом,
Она приходит сюда и ест клубнику со льдом.

Она закрывает глаза, она шевелит губами,
Она разрешает смотреть и даже трогать руками.
Каждый готов согреть ее своим теплом,
Но она не любит мужчин, она любит клубнику со льдом.

Кто-то делит с ней хлеб, а кто-то в поте лица
Обливает грязной водой тело ее из льда.
Слезы текут с потолка, тает фруктовый дом...
Приятного аппетита всем, кто любит клубнику со льдом!

О, мутноглазая девица,
Ты лелеешь кончик шприца.
Но напрасно, ой, напрасно
Ты летаешь в облаках.
Облака - плохая опора,
Ты на землю рухнешь скоро,
И довезет тебя мгновенно
До могильного холма
Реанимационная машина, Реанимационная машина,
реанимационная машина, и на..., и на..., и на

Безобразная Эльза - королева флирта,
C банкой чистого спирта я спешу к тебе.
Нам за тридцать уже и все, что было
Не смыть ни водкой, ни мылом с наших душ,

Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть.
Мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть...

Безобразная Эльза, ну что ты шаришь глазами
И, как зверушка, когтями скребешь по стеклу.
Все, что было, прошло, значит надо добавить
Еще, чтобы стало светло, хотя бы на миг,

Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть.
Мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть...

Африка...

Когда меня запирают в толще стен,
Ко мне приходит беглый олигофрен,
Режет бритвой и в горло льет свинец,
Бьет цепями, пока не придет конец.
Клаустрофобия, клаустрофобия...

А вчера всю ночь я водил хоровод старух,
Но с началом рассвета, разорвав порочный круг,
Я привел их в морг, но они, сказав "Ты наш",
В сто тысяч смычков заиграли похоронный марш.
Клаустрофобия, клаустрофобия...

Я боюсь стен, я боюсь стен,
Я боюсь стен, я боюсь стен...

Вольфганг Моцарт, бессмертный взяв аккорд,
Огласил мой смертельный приговор.
Мне подарили белые цветы
И отправили в дом "хи-хи".
Клаустрофобия, клаустрофобия...

Я боюсь стен, я боюсь стен,
Я боюсь стен, я боюсь стен...

Папа с мамой уехали в Европу и оставили сыну квартиру.
Мы приходили к нему каждый день с красно-розовым эликсиром
И, отдавая дань вину, умирали один за другим,
А он был самым стойким бойцом - он всегда оставался живым!

Эй, Хабибулин! Эй, Хабибулин!

Мы приводили к нему своих дам, но половой супермен
Выгонял нас вон и враз уводил их к себе в гарем,
И, если собрать вместе всех женщин, которых любил он,
Тогда придется в срочном порядке арендовать стадион.

Эй, Хабибулин! Эй, Хабибулин!

Жизнь протекала красивой рекой привольно и широко,
Не было денег, но были друзья, женщины и тепло...
Но случилась с ним вдруг беда - на гениталиях выскочил прыщ,
И любимец Венеры, гигант любви вдруг превратился в мышь.

Эй, Хабибулин! Эй, Хабибулин!

Папа с мамой вернулись из Европы с чемоданами и рюкзаками,
А сын их лежит на грязном диване с закрытыми глазами.
Пусто в квартире - все унесли его друзья и подруги.
Мама с упреком глядит на сына, а по сыну ползают мухи...

Эй, Хабибулин! Эй, Хабибулин!

Ах, куда подевался Кондратий,
Минуту назад ведь он был с нами
В черном кафтане, в розовых джинсах,
С белым "кайфом" в кармане.

Так огорчатся совсем некстати,
Дай бог сил доползти до кровати,
А завтра утром мы выпьем пива,
И к нам вернется Кондратий!

К нам всем вернется Кондратий...

В стремном скверике на "Пушке",

Собираясь, бьют баклуши
Лоботрясы с серьгами в ушах.
Кто-то тащится с похмелья,

Кто-то мается с безделья,
Кто-то топит в лужице Му-Му.
У нас в деревне сегодня хит-парад!
У нас в деревне сегодня хит-парад!

Я ненавижу Анне Вески,

"Модерн токин", "Арабески",
Презираю Леонтьева с Кобзоном.
Я не варвар, не злодей,

Но тоска берет от всей
Этой телерадиоэстрады.
У нас в деревне сегодня хит-парад!
У нас в деревне сегодня хит-парад!

О, моя деревня, мой родимый дом...
О, моя деревня, мой родимый дом...

В стремном скверике на "Пушке",

Где, собираясь, бьют баклуши
Лоботрясы с серьгами в ушах,
Я спел отважно и сыграл

Песни, что придумал сам,
И молниеносно был схвачен, скручен, взят.
У нас в деревне не дремлет зоркий глаз!
У нас в деревне не дремлет зоркий глаз!

И вот я еду на корове

По проселочной дороге,
А за мною бегут толпою гневной
Хиппи, панки, анархисты,

Рокеры и металлисты,
И вертлявые танцоры брейка.
У нас в деревне сегодня хит-парад!
У нас в деревне все время хит-парад!

О, моя деревня, мой родимый дом...
О, моя деревня, мой родимый дом...

Мусорный ветер, дым из трубы,
Плач природы, смех сатаны,
А все оттого, что мы
Любили ловить ветра и разбрасывать камни.

Песочный город, построенный мной,
Давным-давно смыт волной.
Мой взгляд похож на твой,
В нем нет ничего, кроме снов и забытого счастья.

Дым на небе, дым на земле,
Вместо людей машины,
Мертвые рыбы в иссохшей реке,
Зловонный зной пустыни.
Моя смерть разрубит цепи сна,
Когда мы будем вместе!

Ты умна, а я идиот,
И неважно, кто из нас раздает,
Даже если мне повезет,
И в моей руке будет туз, в твоей будет joker.

Так не бойся, милая, ляг на снег.
Слепой художник напишет портрет,
Воспоет твои формы поэт,
И станет звездой актер бродячего цирка.

Дым на небе, дым на земле,
Вместо людей машины,
Мертвые рыбы в иссохшей реке,
Зловонный зной пустыни.
Моя смерть разрубит цепи сна,
Когда мы будем вместе!

Пир белых мумий - праздник для всех.

Самое время вспомнить о тех,
Кто двигался с нами, кто был одним из нас.
Кто двигался с нами, кто был одним из нас.

Взгляни на небо еще один раз,

Брось пепел в урны, вспомни сейчас
Всех, кто двигался с нами, кто был одним из нас.
Кто двигался с нами, кто был одним из нас.

Пир белых мумий - хлеб и вода.

По той дороге еще вчера
Я двигался с вами, я был одним из вас.
Я двигался с вами, я был одним из вас.

Мы бы стали счастливее всех,
Если б мы смогли найти
Великий корень зла в пустых колодцах любви.
Джим Моррисон давно уже мертв,
Но мы верим в то, что он еще жив
И собираем пыль давно остывшей звезды.

Наша смерть нас гонит вперед,
Наше время движется вспять,
Мы все - большая стая гончих псов!

Мы бы стали счастливее всех,
Если б мы смогли найти
Великий корень добра в пустых колодцах любви.
Все живые любят друг друга,
Все мертвые мстят за себя,
Унося с собой свет своих самых ярких звезд.

Наша смерть нас гонит вперед,
Наше время движется вспять,
Мы все - большая стая гончих псов!

Наша смерть нас гонит вперед,
Наше время движется вспять,
Мы все - большая стая гончих псов!

Все наши мечты повстречали смех.
Никто из нас не хотел умирать, лишь один это сделал за всех.
Когда источник разврата иссяк, она обнаружила след,
Уводящий из спальни в сортир и дальше на восток...

Я больше не буду курить, я брошу пить,

Перестану говорить о любви, стану любить,

Возлюблю как себя самого всех тварей земных,

Стану спать только с собственной женой.

Харе Рама! Харе Рама! Харе Рама! Харе Рама!

Не бросай в меня камни и не целься в меня из ружья,

Не пугай безысходностью дня, мне и так страшно всегда.

Подари мне цветок, когда мы простимся с тобой,

Прости меня, если в чем-то был не прав...

Харе Рама! Харе Рама! Харе Рама! Харе Рама!

1 - Конформист Морозов
2 - Ты была той женщиной
3 - Я увидел тебя
4 - Стремный корабль
5 - Посвящение бывшей подруге
6 - Глотатель портвейна
7 - Джентельмены и леди
8 - Крематорий
9 - Брюс-колдун
10 - Катаклизм
11 - Таня
12 - Я сижу в ватерклозете
13 - Винные мемуары
14 - Черная пятница
15 - Снова ночь
16 - Крылатые слоны

В мутной воде проплывают цветы и сор.
Я в темноте потерял в ней свое лицо.
Быть может, кто-то его заметит и, поймав, наденет вновь,
Или, может, минуя берег, оно погрузится на дно.

Чтобы во мне человека могли узнать,
Нарисовал грязью губы я и глаза,
И, боясь всего как птица, огляделся я кругом
И увидел, что все лица - разрисованное ничто.

В тех берегах плыл я долго и понял вдруг,
Что водопад разнесет на куски мой труп.
Но я успел взглянуть на берег и увидел, как сотни лиц
Расплылись в немой улыбке, когда я начал падать вниз.

Ты была той женщиной, которая не знала слова "нет".
Ты была той женщиной, которая, глядя на свет,
Говорила о звездах, мечтая о том, как бы напиться скорей
И упасть в тарелку лицом.

Ты была той женщиной, которая любила врать.
Ты была той женщиной, которая любила спать
С первым, кто войдет в твою дверь либо купит много вина,
Либо прокатит тебя на своем авто до угла.

Но я любил тебя, я любил тебя, я любил тебя...
Я любил тебя, я любил тебя, я любил тебя...

Я увидел тебя еще до того,
Как ты спросила у меня закурить.
Я ждал, сейчас не помню кого,
Но это теперь все равно.

Ты стояла, кривляясь, напротив меня
И пускала кольцами дым.
И тогда я понял, что сегодня ты
Ищешь встречи с любым.

Мы ушли вдвоем и долго блуждали,
Пока не нашли нужный дом,
И, войдя в квартиру, ты упала вдруг
И ударилась лбом о пол.

Когда ты сняла свои сапоги,
Мне в глаза вонзилась дыра.
Твой палец ноги выпирал из дыры,
Как дохлая мышь из норы.

Мы сели за стол и потом, опьянев,
Ты рассказала гостям анекдот.
Все громко смеялись, но не знала ты,
Что смеются они над тобой.

Ты танцевала и в те часы
Была как кинозвезда,
И, чтоб продлить эту ночь, ты дала пять рублей,
И мы достали еще вина.

Утром, проснувшись, я был тосклив,
Потому что был разбит.
Ты лежала с ним, и у вас двоих
Был довольно потасканный вид.

Я подполз поближе и от боли в висках
Ударил тебя по лицу.
Ты открыла глаза и, громко икнув,
Опять отошла ко сну.

И вот теперь, вспоминая тебя,
Я вспоминаю те давние дни -
Дни, когда в стакане вина
Ты топила остатки души...

Дни, когда в стакане вина
Ты топила остатки души...

Дни, когда в стакане вина
Мы топили остатки души...

Под черным небом круг воды
И желтый свет дрянной луны.
Я жду у моря, я жду у моря
Стремный корабль желаний и грез.

Табачный дым развеет сны,
Рассвет разрушит мрак ночи,
Я сяду в корабль, я сяду в корабль
И утром покину, покину тебя.

Пускай твердит молва, что я
Давно уже сошел с ума,
Я просто верю, я твердо верю,
Что стремный корабль за мной приплывет.

И так год за годом минуют тоскливо,
А вы с ним от жизненных бурь в стороне.
Внуки спросят: "Была ль ты счастливой?"
И ты бездумно ответишь: "Вполне!"
Ты ответишь: "Вполне!"

Глотатель портвейна, зануда, висящий над ухом,
Бесстрашный пилот, обладающий даром летать
Искусно, как муха среди папирос
И колбасы, среди потных девиц, согласных на блиц,
Среди утонченных ценителей муз
И пьяных певцов, любителей сырых яиц.

Я знаю, что ты когда-то пел песни
И бойко решал кроссворды в газетах. Я помню,
Тогда мы еще были друзьями.
И, двигаясь с юга, я был уверен, что это
Колодец. Но, право, кто мог подумать, что в этой
Старухе ты найдешь то, что тщетно искал
В предыдущих красивых и стройных,
Пахнущих свежестью дамах.

Нам всем было больно, но будет больней.
Мы выроем ямы, каждый ляжет в своей.
Мы съедим всех собак, но не станем умней.
И все же приятно в голодной истоме
Держать стакан в дрожащей руке и с каждым глотком
Становится все ближе к доске колумбария!!!

В задушевной беседе в рамках светского круга
Джентльмены и леди изучают друг друга.
Для начала ведут философские споры
Менеджеры идей и любви сутенеры.

Прикрываясь словами, трепеща от желаний,
Джентльмены и леди удаляются в спальни.
Первородным инстинктом гармонично согреты,
Джентльмены и леди открывают секреты.

А потом расстаются, а потом забывают,
Их секреты потом остальным раздаются.
В задушевной беседе в рамках светского круга
Джентльмены и леди надувают друг друга.

В дом вечного сна,
В дом вечного сна,
В дом вечного сна -
Крематорий...

Каждый божий день умирает Брюс,
Чтобы ночью воскреснуть
И, проснувшись вновь, к ней зайти на миг
И тайну разрушить,
В ванную с водой опустить их мозги,
Вычистить грязь и плесень долой,
Чтоб чистыми стали мечты их и мысли.

Лишь рассвет блеснет, Брюс-колдун умрет,
Чтобы ночью воскреснуть.
Утром женщина различит черту
Между носом и далью.
И там, за чертой, в мутной воде,
Увидит кретина она,
И он ей подарит на память улыбку.

P.S. Слыша за спиной громкий плеск воды,
Ясно сознаю, что мир мой волшебный
Давно отравлен ложью и вином.
Отравлен, отравлен ложью и вином...

Неким утром вместе с Брутом
Из долины желтых пирамид
Вышла странная фигура
Непотребная на вид.

Глядя сверху вниз на это,
Папиросу сунув в мокрый рот,
Я спросил ее небрежно:
"Кто ты, блядь или пророк?"

И в тот же миг со страшной силой
Получил кувалдой в лоб я...
И с тех пор на все живое
Я смотрю сквозь толщу призм,
Ибо ныне знаю точно,
Что такое катаклизм...

В круглом зале все танцуют, и моя подруга в такт

Извергает дозу пота в дискотечный смрад.
Я стою в крутом раздумьи среди потных и мокрых рыл,
Священной злобой возвышаюсь над скоплением мудил...

А у Тани на "флэту" был старинный патефон,
Железная кровать и телефон,
И больше всех она любила "Rolling Stones",
Janis Joplin, "T. Rex" и "Doors".

И у Тани на стене нарисовал я облака,
И слона с ослом, летящих в никуда,
И она ложилась спать, схватив слона за крыла,
И просыпалась с хвостом осла...

Жаль, что она умерла, жаль, что она умерла.
Вокруг меня чужие люди, у них совсем другая игра,
И мне жаль, что она умерла.

Мы любили сделать вид, будто мы сошли с ума,
И целый день пускали пыль в глаза
С одной лишь целью - дотянуть до ночи, и тогда
Стащить трусы, и воскликнуть: "Ура!"

А потом, в начале дня, вновь открыв глаза,
Она твердила мне о тайне сна,
О том, что все в конечном счете растает без следа,
Как то вино, что было выпито вчера...

Жаль, что она умерла, жаль, что она умерла.
Вокруг меня чужие люди, у них совсем другая игра,
И мне жаль, что она умерла...

Я сижу в ватерклозете, я не верю словам,
Ведь родное твое лицо ложь несло и обман.
Пусть я сам был виноват, себя продав за грош,
Но твой последний мерзкий взгляд был как в спину нож.

Ты жила настоящим днем, завтра ты ждала
И, играя беспечно огнем, с кем попало спала.
А я верил тебе до дня, когда ударил гонг.
И я понял - смеясь, судьба играла мною в пинг-понг.

Но ошибся тот, кто считал, не пережить мне потерь.
Я в лицо тебе все сказал и выставил за дверь.
Забрала ты свое ведро, пообещав мне хай,
А я дал тебе пятак на метро и три рубля на трамвай.
И сказал: "Прощай! О, прощай! Арриведерчи, гуд бай. О, прощай!.."

А теперь ты звонишь весь день, обрывая мой телефон.

Ах, как я благодарен судьбе, что тогда тебя вышвырнул вон!

Друг мой! Посмотри за окно -
Что-то стало слишком темно.
Лишь зажженного кем-то неба
Догорает багряная нить,
И у нас больше нечего пить.

Весь день жизнь мешалась с вином.
Итог - лишь похмельный синдром.
Мы уйдем, а бездонность бокала
Будет души другие жечь.
Выпит ром, но не сказана речь.

Пусть так, все уйдем без следа,
Но твоя вспыхнет в небе звезда,
Ведь в вине была горечь побед,
Которым цена - лишь костыль,
И, сражаясь за красоту, дурни подняли пыль.

Ну что ж, мир был странной игрой,
И мы в нем сыграли порочную роль.
Но миг меж трезвостью и опьяненьем
Жизни сущность раскрыл для меня,
И о том рассказали мемуары моего Винного Дня.

В черную пятницу, пьяный как свин,
Я возвращался домой через лес.
У входа в подъезд мне встретилась дама -
Красотка, мулатка, латинская смесь.
Ее звали "Конфета", и я захотел
Ее укусить и вместе лечь спать,
Но она мне сказала: "Давай лучше пить.
Ляжем в кровать, когда будет светать".

Но в тот момент, когда прокричал петух,
Она сказала: "Мне пора!"
И в тот же миг исчезла вдруг,
И, очертив вокруг кровати круг,
Я лег в постель и вскоре уснул.

Утром, проснувшись от боли в суставах,
Я чуть не умер - в бутылке на дне
Сидела моя ночная гостья
И улыбалась загадочно мне.
Жаждой томим, вскочил я с постели,
Но старая ведьма расставила сеть
И мерзким дискантом сказала: "Не бойся!
Теперь уж недолго осталось терпеть.

Ты никогда не станешь молодым.
Вот стакан, а вот вино и дым".
И тогда я взглянул в зеркало и увидел в нем
Горбатого седого старика.
Щуря глаза, он смотрел на меня.

Снова ночью окутан мир, и дождь стучит в окно.
Я сижу среди этих стен и пью один вино.
Я смотрю в белый потолок и вижу чей-то след,
И с меня, словно память сна, ручьем стекает бред.

Ровно в полночь открылась дверь, и чья-то тень вошла
И шепнула на ухо мне: "Я за тобой пришла".
Слишком долго лежал мой труп среди холодных стен,
А я давно, тленьем взятый в плен, в немую даль летел.

Я открыл свое окно и увидел обычный будний день,
Толпу людей в метро, толпу солидных горожан,
Толкающих тебя и, голову сломя,
Бегущих на рабочие места.

И стало скучно мне смотреть на эту беготню,
И я хотел уже закрыть свое окно,
Но вдруг увидел я летящих в никуда
Крылатых розовых слонов,

И понял я тогда, что нужно мне туда -
К слонам, летящим в никуда.

Наш полет был словно сон, много солнца было в нем,
Серый мир растаял без следа.
Ныне к звездам я летел, звезд тепло познать хотел
И рад был тем, что повстречал удачу я!

Мы спим и видим сны, и каждый мечтает о своем,
Беда лишь в том, что крылатый слон не к каждому заглянет в дом,
Но все же мы их ждем, мечтой одной живем,
Хотя все знают то, что нет...
...Что нет на свете вещих снов, как нету крыльев у слонов.

1 - Лепрозорий
2 - Крематорий
3 - Аутсайдер
4 - Конфуз
5 - Стремный корабль
6 - Пророк на карусели
7 - Моя соседка
8 - Посвящение бывшей подруге
9 - Винные мемуары
10 - Житейская смерть
11 - Я тихо и скромно
12 - Рейсшина
13 - Я увидел тебя
14 - Проснись, нас обокрали
15 - Моя крепость
16 - Последнее слово

Эй вы, пещерные люди, уставшие ждать ответа,
Объясните нам лучше сущность белого света.
Дом и работа - как Содом и Гоморра,
Но вот движется кто-то, пора тушить папиросы...

О, галантная леди, разверни свой бульдозер,
Зачерпни эту землю, мы заложим фундамент,
Ведь безголовые дети Вакха и Венеры
Уже целуют деревья, наполняя их гноем.

Эти люди страдают проказой, они не верят больше природе.
Эй вы, сильные духом, пора строить лепрозорий!

Прочь руки, долой пистолеты, долой жестокость и злобу!
Заройте камни поглубже в землю, подарите нам любовь и свободу,
Ведь безголовые дети Вакха и Венеры
Уже целуют деревья, наполняя их гноем.

Эти люди страдают проказой, они не верят больше природе.
Эй вы, сильные духом, пора строить лепрозорий!
Эти люди страдают проказой, они не верят больше природе.
Вместо бомб, ракет и напалма постройте лучше лепрозорий!..

На этой улице нет фонарей,
Здесь не бывает солнечных дней,
Здесь всегда светит луна.

Земные дороги ведут не в Рим.
Поверь мне, и скажи всем им -
Дороги, все до одной, приводят сюда,

В дом вечного сна,
В дом вечного сна,
В дом вечного сна -
Крематорий...

Ты достойна кисти фламандца, я не достоин мазни маляра,
Ты родилась и жила под счастливой звездой,
Я, аутсайдер, нищий изгой, жил всегда за чертой,
В луже чистой воды,
Вдали от глобальных идей, врагов и друзей.

И ты кричишь как бездомная "Да здравствует дом!",
Я кричу как безумный "Да здравствует лужа!",
Но в железной двери железный замок,
И запрещено глядеть в потолок и слушать hard-rock.
Из двух систем бытия, пожалуй, я выберу ту,
В которой нет тебя.

Ты будешь жить там, я буду жить здесь,
Ты будешь строить семейный храм, а я буду пить вино.
Я умру от цирроза, ты откроешь окно,
Но едва ли ты вспомнишь меня, когда повалит дым из трубы!

Мне наплевать, жив я иль мертв,
Куда-то иду или пьян с утра.
Твой папа сказал, что я порнократ,
А я видел в жизни так много дерьма.
Я сказал ему "Да!" Но, Боже, как ты глупа,
Ведь это была игра, и я сыграл эту роль!

Ты будешь жить там, я буду жить здесь,
Ты будешь строить семейный храм, а я буду пить вино.
Я умру от цирроза, ты откроешь окно,
Но едва ли ты вспомнишь меня, когда повалит дым из трубы.

Еще недавно, как будто вчера, я был в нее влюблен
И пылкой любовью, будто вином, был опьянен.
Но однажды воскресным утром произошел конфуз -
Я взглянул на ее белоснежную ножку, и нестриженый ноготь
Вдруг возник предо мной.
Он был чем-то похож на немытую ложку,
Омерзительно желтый с грибковой каймой.
И моя любовь куда-то ушла - я не мог ни есть, ни пить,
Звериный инстинкт проснулся во мне - я готов был ее убить.
Я готов был ее убить!

Под черным небом круг воды
И желтый свет дрянной луны.
Я жду у моря, я жду у моря
Стремный корабль желаний и грез.

Табачный дым развеет сны,
Рассвет разрушит мрак ночи,
Я сяду в корабль, я сяду в корабль
И утром покину, покину тебя.

Пускай твердит молва, что я
Давно уже сошел с ума,
Я просто верю, я твердо верю,
Что стремный корабль за мной приплывет.

Я не могу сказать, что знаю все, что будет,
Но так стандартен ход сменяющихся буден,
Что быть пророком так же просто,
Как и задавать вопросы пустоте,
Не получать на них ответа
И возвращаться каждый вечер на щите.

А ночью, побледнев от темноты и муки,
Чуть отдышавшись, брать себя покрепче в руки.
И поутру, забыв про боль,
Вступать в неравный бой с собой наедине,
Свой труп на битву побуждать
И, погибая, побеждать себя в войне.

Жизнь - карусель вер и сомнений,
Круговорот истин и лжи,
Серость одних и других вдохновенье, -
Все это и называется жизнь.

Возьми же карты те, что шулера раздали.
Сейчас твоя игра, забудь свои печали.
Не пропускай удачи зов -
Шестерки тоже бьют тузов назло судьбе.
И, рассмеявшись, сядь на гроб,
Пусть пустит себе пулю в лоб, кто сдал тебе.

Что день принес, непросто выразить словами.
Прошу тебя, не прячь за пазухою камень.
Ведь неизвестно, кто же выиграл:
Кто в яме или тот, кто вырыл яму ту.
А если вдруг судьбы каприз?
И упадешь ты вдруг не вниз, а в высоту!

Жизнь - карусель вер и сомнений,
Круговорот истин и лжи,
Серость одних и других вдохновенье,
И потому называется жизнь.

Моя соседка, прожженная блядь,
Славилась доброй душой -
Никому никогда не могла отказать
В стремленьи пройти через ночь.
Ключ к ее сердцу лежал у двери
Под тряпкой половой,
И каждую ночь люди, жаждя любви,
В нее входили толпой.

И всяк был согрет, и всяк был любим
Хозяйкой в назначенный час.
В этой квартире гостем ночным
Я сам бывал много раз.
Но веселые дни ушли навсегда,
Взятые в плен суетой,
И, как часто бывает, прожженная блядь
Генеральской вдруг стала женой.

Жена генерала, как с обложки журнала,
Взирает на мир свысока -
Она ездит в авто, носит суперпальто,
Ходит фильмы смотреть в Дом кино.
А ее бедной муж, отставной импотент,
Вечерами дома сидит
И взглядом безумным, полным сарказма,
В цветной телевизор глядит.

И вот как-то ночью приводит она
Мужчину какого-то в дом.
Молодой ухажер, генерал и жена
Спать ложатся втроем.
Терпеть беззаконье, открытый позор
Генерал, безусловно, не стал -
На прошлой неделе он плюнул на все
И в черный ящик сыграл.

Из соседней квартиры доносятся вновь
Крики пьяных людей -
Старуха-вдова с напудренным рылом
Опять принимает гостей.
Ну что тут попишешь, коль с рожденья она
Славилась доброй душой -
Никому никогда не могла отказать
В стремленьи пройти через ночь.

Моя бывшая подруга сейчас растолстела,
Сидит дома, варит борщ, штопает мужу трусы
И, пряча в мятом халате рыхлое тело,
Украдкой у зеркала бреет усы,
Да-да, бреет усы...

А ее тучный муж вонзил свой взгляд в телевизор,
Он только ест или спит, или смотрит в окно,
И жиром забрызган его теплый свитер,
А взгляд безразличьем охвачен давно,
Очень давно...

Он вечером, сидя за столиком в кухне,
Чавкая, будет жевать бутерброд с колбасой.
В тарелку с гарниром пикируют мухи,
И он их лениво отгоняет рукой,
Отгоняет рукой.

Но ночь пришла и, прошаркав тапками,
Вы ложитесь в кровать и гасите свет.
И он долго будет мять тебя потными лапами,
Изображая страсти, которых уж нет,
Которых уж нет...

А в воскресенье он наденет сорочку и галстук,
Почистит ботинки, и вы придете ко мне.
Ты будешь скромно молчать, а он громко хвастать,
Как много счастья в вашей семье,
В вашей семье...

А потом, прощаясь и выходя из квартиры,
Ты, улучив момент, украдкой поцелуешь меня.
От тебя пахнет вдруг дешевым мылом,
И я не смогу вспомнить прежней тебя,
О, прежней тебя...

И так год за годом минуют тоскливо,
А вы с ним от жизненных бурь в стороне.
Внуки спросят: "Была ль ты счастливой?"
И ты бездумно ответишь: "Вполне!"
Ты ответишь: "Вполне!"

Друг мой! Посмотри за окно -
Что-то стало слишком темно.
Лишь зажженного кем-то неба
Догорает багряная нить,
И у нас больше нечего пить.

Весь день жизнь мешалась с вином.
Итог - лишь похмельный синдром.
Мы уйдем, а бездонность бокала
Будет души другие жечь.
Выпит ром, но не сказана речь.

Пусть так, все уйдем без следа,
Но твоя вспыхнет в небе звезда,
Ведь в вине была горечь побед,
Которым цена - лишь костыль,
И, сражаясь за красоту, дурни подняли пыль.

Ну что ж, мир был странной игрой,
И мы в нем сыграли порочную роль.
Но миг меж трезвостью и опьяненьем
Жизни сущность раскрыл для меня,
И о том рассказали мемуары моего Винного Дня.